Вы не ошиблись в первом предположении: вещь действительно навеяна ранними впечатлениями от творчества Лавкрафта, Эдгара По и Проспера Мериме.
Касательно штампов… Тут они используются преднамеренно – ведь сам изначальный образ Фредерика это продукт гостиных полусвета. Такой гладенький, свеженький, наивный зайчик – лакомая добыча для хищника. Весь он постоянно охорашивается, ревниво сравнивает себя с любым, в ком способен заподозрить соперника, негодует по поводу невнимания к своей персоне. Все начальные чувства его и речи – ходульные, выспренние, заученные. Он – кукла, симпатичная, милая куколка. Так бы всю жизнь прожил и детишек нарожал, и думал, что он – уважаемая личность. Наедине с Глорией он робеет и не знает, что сказать – она для него абсолютная загадка, но Фредерик так свято верит в силу своих денег. И вот, попав в логово хищников, он всё ещё пытается мыслить прежними категориями. Но привычный мир его, суетливая и тесная вселенная торгаша рушится, и Фредерик вынужден осознавать себя в новой, страшной реальности. К чести его, он сумел. Да, спасая не одного себя единственного, он нравственно поднялся над собственной породой. Религиозно нейтральный, он впервые призывает Бога – не с ханжеским приличием, а в бунте и проклятии. Это пробуждение личности, резкое осознание себя. Он не постиг всю бездну, как Глория, прошёл только по самому краю, но уже одно это навсегда изменило его.