У Игоря Бурдонова нет плохих стихов и нет плохой прозы. В этом отношении между его стихами и прозой нет разницы. Странное совершенство книги в том и заключается, что в ней нет разницы между всем и ничем. В этом прослеживаются ее китайские корни, ибо Дао именно таково: оно всё, что есть, и то, чего нет. Автору, действительно, близко такое мироощущение. Поэтому многие его стихи и притчи читаются как переводы с китайского. Впрочем, тот, кто прочитает, а, главное, переживёт эту книгу, классическая китайская поэзия окажется переводом этих своих позднейших отголосков, подтверждающих её подлинность.

При этом Игорь Бурдонов – не какой-нибудь безродный космополит. В сущности, он певец русской деревни Липовки, лирическая хроника которой вполне вписывается в древнейшую книгу Лао-цзы "Даодэцзин", или, вернее, книга Даодэцзин совершенно вписывается в хронику деревни Липовки, с чем сам Лао-цзы, наверное, охотно согласился бы.

Многие стихотворения и притчи Игоря Бурдонова читаются как идиллия, но идиллия эта жутковатая. Она основывается на том, что в мире не осталось ничего, кроме трагического, а, следовательно, трагического тоже не осталось. Таково жизненное пространство Игоря Бурдонова: ничья земля между Борхесом и Кафкой, но ни у того, ни у другого нет никакой земли, кроме ничьей земли, и Вселенная – только роковая ничья в шахматной партии, которую разыгрывает никто с другим "никто". Страшнее всего, когда даже трагического нет, так как исчезла разница между человеком и Богом. В таком выводе, действительно, исчезает разница между совершенством и полным провалом, но единственным опровержением этого вывода остаётся сама совершенная книга Игоря Бурдонова, как бы первая и последняя книга в мире.